29 апреля 2019
ЛОГИНОВА О.П.
член Апшеронской первичной
организации Краснодарского
краевого отделения
Российского общества
историков-архивистов (РОИА)
СТАНИЧНЫЕ И ПОЧЕТНЫЕ СУДЫ В МАЙКОПСКОМ ОТДЕЛЕ
КУБАНСКОГО КАЗАЧЬЕГО ВОЙСКА
Традиции старого казачьего суда были принесены на Кубань при ее заселении в конце 18 века Черноморским казачьим войском, претерпевая со временем закономерные изменении. В Майкопском отделе при образовании новых закубанских станиц станичные судьи избирались непосредственно после приема переселенцев в казачье сословие. В то время они выполняли не только судейские обязанности, но фактически являлись помощниками командующих станиц по всем вопросам. В документах того времени нередко можно встретить подпись судьи такой-то станицы «за отсутствием командующего станицы».
После отмены в 1870 году полкового правления на территории будущего Майкопского отдела и перехода к выборности атаманов и должностных лиц станиц, в том числе и судей, последние приступили к выполнению своих прямых обязанностей. Более полное определение функций станичных и почетных судов было дано в «Положении об общественном управлении станиц казачьих войск», утвержденному в 1891 году. Оно имело законную силу вплоть до февральских событий 1917 года, в том числе и благодаря достаточно четкой регламентации роли и задач этих судов.
По данному Положению станичный суд образовывали суд станичных судей и суд почетных судей. Суд станичных судей учреждался в каждой станице, почетных судей - на две станицы, для станиц малолюдных - для трех и более станиц. Так как в начале 20 века станицы с 2-тысячным населением считались малолюдными, то многие станицы Майкопского отдела в то время имели один почетный суд на 4 станицы, например: Хадыженско-Кабардинско-Тверской-Кубанский, Нижегородско-Безводно-Дагестанско-Курджипский, Черниговско-Пшехско-Бедуховско-Князе-Михайловский, Самурско-Ширванско-Апшеронско-Нефтяный и др.
В суд станичных судей станичным сбором каждой станицы избирались от 4 до 12 судей (на деле же обыкновенно 4-6), а в суд почетных судей в каждой станице закрытой баллотировкой (т.е. закрытым голосованием) от 3 до 6 почетных судей (обычно 3). При этом «в станичные судьи избираются лица, пользующиеся в среде станичного общества полным доверием и уважением, отличающиеся безукоризненным поведением и домовитостью. При выборе почетных судей преимущество отдается грамотным казакам, урядникам, офицерам, чиновникам, а также лицам, получившим награды за службу по общественному управлению или имеющим знаки отличия военного ордена» [1 c. 14].
Им присваивался особый знак со словами – «судья такой-то станицы» или «почетный судья», который надевался во время заседаний суда, а также и других официальных и торжественных случаях.
Существовал возрастной ценз для избрания в суды, в станичные судьи не могли быть избраны лица моложе 33 лет, а в почетные – 40 лет. На практике же выбирали людей старшего возраста, умудренных жизненным опытом. В начале 1917 года были утверждены почетные судьи: ст. Курджипской Провоторов Петр Кондратьевич 62 лет [2 c. 208], ст. Тверской Личман Савелий Степанович 65 лет [2 c. 217], ст. Нефтяной Сакунов Антон Данилович 60 лет [2 c. 229]. Не зря к судьям было принято обращение: «Господа старики».
Вновь избранные судьи, утвержденные в должности, приводились к присяге на верность службе, срок которой был для почетный судей 3 года, станичных – 1 год. При этом избранные обществом не имели права отказаться от службы, за исключением, если: «1) более 60 лет, 2) прослужил по выбору полный срок и со времени оставления этой службы прошло менее 3 лет, и 3) одержим сильными телесными недугами» [1 c. 28].
Суды собирались по воскресным и праздничным дням, станичные не менее двух раз в месяц, а почетные – не менее одного раза в месяц. При этом в состав суда почетных судей, учреждаемого для нескольких станиц, должны были входить судьи от каждой станицы в равном числе. В заседании станичных судов принимали участие три, а почетных судов четыре очередных судьи. Остальные судьи считались запасными. Очередь эта устанавливалась самими судьями. Во время заседания судьи избирали председателя из своей среды. На председателе лежала ответственность за порядком в суде, при необходимости обращались за содействием к станичному атаману. Заседания проходили в особой комнате, в народе называемой «камерой, каморой», в которой должны были находиться портрет императора, стол, покрытый сукном, и стулья для судей.
Станичный суд принимал к своему разбирательству споры и тяжбы ценою до 100 рублей. Подсудны ему были лица войскового и невойскового сословия, проживающие в станичном юрте, кроме пользующихся особыми правами (офицеры, чиновники и т.п.)
Станичному суду также были подведомственны маловажные проступки, не сопровождавшаяся особо увеличивающими вину обстоятельствами кражи, мошенничество, покупка заведомо краденого на сумму не свыше 30 рублей, обиды словами и действием, побои, не имевшие вредных для здоровья обиженного последствий, пьянство и нарушение общественной тишины и спокойствия.
Большую часть дел, рассмотренных в судах в 1917 году, составляли дела о «потравах». Ст. Тверская: потрава быками Лобура Моисея Савельевича кукурузы Стефана Галагана, то же быками казака Волненко Ефрема Ивановича посевов казака Романа Шульги, потрава свиньями Ивана Ларченко огорода Бердникова Николая, потрава кукурузы Василия Катруши девятью свиньями крестьянина Алексея Дурнева. Ст. Кубанская: потрава зимней пшеницы урядника Александра Беляева двумя парами быков казачки Соломеи Мельниковой [3 c. 2, 13, 24, 34, 55].
Ст. Дагестанская: потрава свиньями Евсея Давыденко картофеля Алексея Прокопенко, ст. Курджипская: казак Егор Соломаха за потраву скотом Александра Уразова. Ст. Безводная казачка Наталья Попова за потраву «гарбузов» свиньями Максима Лободы [4 c. 13, 24, 88].
Ст. Черниговская между женой урядника Варварой Чебановой и Агафоном Сидоренко за потраву лошадьми [5 c. 22]
Ст. Апшеронская: иск Гавриила Грищенко о потраве кукурузы быками Герасименко Андрея, жалоба Трофима Кияницы на Федора Назарко о потраве быками кукурузы, ст. Нефтяной казак Иван Ивин за повреждение покоса Гавриила Смольникова [6 c. 5, 20, 31].
Причем стороны представляли в суде доказательства своей правоты не только показаниями свидетелей, но и предъявляя схемы участков или измеряя высоту «огорожи, которая низкая, только 1 аршин и 6 вершков, вот свиньи и перелезли через нее».
Интересно дело, рассматриваемое 3 августа 1917 года Апшеронским станичным судом. Суд обязал плантатора-грека Ивана Моронд-Оглы, проживающего в юрте станицы, выплатить за работу на плантации Авдотье Кравчук дополнительно 30 рублей «ввиду того, что был договор, что если будет надбавка (повышение цен на товары), то Иван Моронд-Оглы обязан тоже сам сделать добавление жалования, другие плантаторы рабочим сделали добавление. Потому взыскать с него 30 рублей, так как эти деньги заработаны ея собственным трудом» [6 c. 63].
Особо выделяется часть дел по нанесению «обиды словами и действием, побои, не имевшие вредных для здоровья обиженного последствий, нарушение общественной тишины и спокойствия» между женским населением станиц. Станичный суд старался держать женские эмоции в рамках и нередко за женские склоки (обоюдная руганка, потрепала за волосы, обозвала непотребно и т.п.) получали наказание обе стороны: ст. Апшеронская – обе стороны были привлечены за нарушение тишины и спокойствия на общественные работы, одна на трое, вторая – на двое суток [6 c. 69], ст. Курджипская – за тоже приговорены на трое и двое суток ареста при станичном карцере «ввиду обоюдной ссоры» [4 c. 17].
Также выносились решения судов о наказании за клевету и оскорбления, например, объявлен строгий выговор за разнесение ложных слухов по иску казака ст. Нижегородской Филиппа Краснова к Ирине Ф-са за словесную клевету на его жену Анну [4 c. 83], Ширванский станичный суд присудил в пользу фельдфебеля А. Верещагина штраф за оскорбление с фельдфебеля Алексея Демента [6 c.55].
Если в совершении проступка участвовали жители другой станицы, то виновных приговаривал к наказанию суд той станицы, в пределах которой проступок совершен. Курджипским станичным судом в августе 1917 г. рассматривалось дело о краже американских галош крестьянином Александром Ч-м, проживающим в ст. Тульской, у казака ст. Курджипской Герасима Пономаренко, у которого он «работал печку». Жалоба Александра Ч-на на решение станичного суда была признана правильной за недоказанностью, и дело направлено на повторное рассмотрение в тот же суд [4 c. 107].
Просьбы и жалобы подавались в дни судебных заседаний – непосредственно самому суду, а в остальное время – станичному атаману с занесением в книгу жалоб и просьб. Дела рассматривались судом в порядке записей в эту книгу. Заканчивая заседание, суд назначал дела, подлежащие рассмотрению в будущем заседании, и передавал станичному атаману список сторон и свидетелей, которые должны быть вызваны в суд. В назначенный день истец и ответчик, а также свидетели обязаны были явиться лично. При существовании уважительных причин они могли быть заменены своими родными, домашними или одностаничниками.
Станичный суд мог приговорить виновных в проступках к денежному взысканию не свыше 6 рублей, или к аресту не свыше 8 дней, или же к общественным работам не свыше 8 дней.
«Особенно часто неявка бывает у свидетелей. Обыкновенно сторона, выставившая свидетелей, в своих интересах заботится и о доставке их в станицу; в случае выигрыша дела она угощает их, и это — единственное вознаграждение свидетелей» [7].
До рассмотрения дела могли быть предъявлены отводы против кого-либо из судей с объяснением причин. Уважительность причины отвода окончательно определялось судом на основании местных обычаев. В решении суда по этому предмету не принимал участия судья, против которого заявлен отвод, а вместо него призывался в суд запасной судья. Так, судьи не имели права принимать участие в разрешении дел, касающегося их самих или неотделенных членов их семейства. Учитывая переплетение родственных связей в станицах, попытки опротестовать решение суда на основании того, что судья приходился одной из сторон дядей, сватом или кумом, не имели успеха и отклонялись войсковым правлением.
Для понимания работы станичных судов надо представлять себе внутреннюю жизнь станицы. «В общине казаков тайны отсутствовали. Она была достаточно многоока, чтобы все видеть и знать о каждом, и достаточно многорука, чтобы помешать, если дело принимало невыгодный для нее оборот. Как правило, она всеми силами старалась «ввести в рамки» отклоняющееся поведение своего человека. Ее арсенал составляли улыбки и благодарность, шпильки и прозвища, ехидные замечания и насмешки, сплетни и похвалы, подчеркнутое уважение. И все это с большим искусством пускалось в ход. Роль общественного мнения и эффективность неофициального контроля трудно переоценить. Неофициальный контроль действовал наряду с официальным (штраф, арест, принудительные работы), но значил для казака неизмеримо больше последнего: ведь от него невозможно было скрыться. Тех, кто нарушал общественные нормы, ждало презрение, открытое осуждение» [8 c. 297].
Не об этом ли пишет в своем прошении об отмене решения казак ст. Курджипской Стефан Н-ко: «Для меня как занапрасно сидеть и навлечь людское на меня недоверие очень не сносно» [4 c. 75].
При разборе дела позволялось находиться посторонним лицам, но они, как и станичный атаман, его помощники и писари, в случае присутствия их при разбирательстве дела, не должны были вмешиваться в производство суда. В 1889 году судья ст. Апшеронской приказный Евсей Гуленко, «побуждаемый чувством крайне до невыразимости оскорбленного состояния, помрачившим меня в чести и добром имени», подает жалобу в Кубанское войсковое правление на атамана этой станицы урядника Карпа Шевченко за оскорбление и арест, произведенные атаманом, не согласным с решением суда. Ответ уже бывшему атаману гласит, что он «не имел права вмешиваться в разбор судьями дела» [9 лл. 1-14].
При рассмотрении дел судьи, выслушав стороны, старались склонить их к примирению. В книгах судов постоянно встречаются записи: «Суд склонял сторонам покончить делом миром, они не согласились», «на примирение сторон согласия не последовало», «стороны в суд явились, мира не состоялось».
Прекрасное описание заседания суда дано Крюковым Ф. Д.: «Разбирательство в станичном суде представляет весьма интересную и оживленную картину. Вот судебная «камора» — длинная, с двумя большими окнами комната, перегороженная решеткой. В углу образ, по стенам портреты государей. В меньшей половине комнаты стол, покрытый темным сукном, скамьи, небольшой шкаф с делами. Письмоводитель, он же и судья, читает «заявление» истца, другие трое судей молча сидят за столом. Окончив чтение жалобы, письмоводитель спрашивает официальным тоном: «ответчик такой-то! что вы можете сказать в свое оправдание»? Ответчик, едва дослушавший до конца вопрос судьи, даже прежде, во время чтения жалобы, порывавшийся перебивать судью и вставлять оправдательные слова («и на уме, дескать, не было, как перед Богом гг. судьи! чистая клевета»! и т. п.), но вовремя останавливаемый, разражается теперь целым потоком речей. Его, в свою очередь, перебивает истец. Судья в это время справляется по тоненькой книжке «Положение об общественном управлении в казачьих войсках». Другие судьи сначала сидят молча и степенно слушают. Но вот один из них останавливает ответчика (больше рукой, чем словами, потому что восклицания: «позволь! погоди! да постой же, горой-те дави»! не оказывают действия); после двух-трех слов у них начинается уже горячий спор, и затем оба они обращаются к публике. Публика в это время тоже не молчит: она уже допросила свидетелей, которые находятся среди нее же. Какой-нибудь оратор из публики вмешивается в разбор и выступает за решетку, поближе к судьям, а между тем истец или ответчик, оставивши представителей закона и смешавшись с публикой, выясняют уже там перед кем-нибудь свою правоту. Свидетелям приходится несколько раз повторить свои показания то судьям, то кому-нибудь в публике (в большинстве случаев они делают это охотно). В «каморе» стон стоит. Все перебивают, перекрикивают друг друга, божатся, уговаривают, усовещивают и пр. В общем все это имеет ту хорошую сторону, что получается некоторым образом полная свобода прений и самая широкая, ничем не стесняемая гласность» [7 c. 26-40].
Решение выносилось судьями большинством голосов, а при разделении голосов поровну перевешивал голос председателя. Эти решения и приговоры записывались в книгу решений и приговоров, объявлялись сторонам и подписывались ими и судьями. Также в эту книгу записывались и показания наиболее важных свидетелей. Иной раз показания эти описаны настолько образно, что перед глазами как воочию разыгрывается действие: «видала, как Параскева С-на прибёгла ко двору Ксении З-ой и обзывала её гулящей с ейным мужем, а потом я видала, как З-на с дрючком гналась за С-ной…»
Окончательные решения и приговоры станичных и почетных судей, вошедшие в законную силу, приводились в исполнение станичным атаманом. И если с арестом или общественными работами особых трудностей не возникало, то удовлетворение истца денежными средствами приносило в обязанности атамана много хлопот. «Последний (станичный атаман), и без того обремененный массою взысканий всякого рода, зная по опыту, что казак, по принципу не считающий себя обязанным платить за что-либо никаких штрафов, добровольно не заплатит» [7 c. 26-40].
Особый порядок был определен для дел лиц, состоящих под опекой. Для решений по ним требовалось утверждение атамана отдела. Например, было удовлетворено прошение опекуна сирот ст. Пшехской вахмистра Андрея Петрова о неправильном разделе имущества сирот казака той станицы Павла Камянского [5 c.2].
Окончательные решения судов могли быть отменены Кубанским войсковым правлением. В делах можно найти примеры достаточно редких отмен приговоров судов, при этом те же суды обязаны были принять эти дела к повторному рассмотрению.
С февральской революции 1917 года жизнь кубанских станиц начала меняться. В них из Екатеринодара через отдельских атаманов спускались циркуляры и приказы об изменениях в управлении станицами, об обязательном избрании гражданских исполнительных комитетов, что привело впоследствии к образованию в них двоевластия. 19 марта 1917 года «разрешен вопрос о перевыборах станичных сборов и станичных администраций. Решено переизбрать сначала станичные сборы и дать им право переизбрать должностных лиц, в том числе станичных судей» [10]. Одновременно поступает в Екатеринодар телеграмма военного министра, которой отменялось обязательное утверждение избранных атаманов и почетных судей в отделах: «Военный министр разрешает станичным обществам казачьих войск, буде таковые того пожелают, производить переизбрание должностных лиц станичных управлений с тем, чтобы произведенные выборы не требовали какого-либо дополнительного утверждения» [11 c. 32]. Во многих станицах были проведены перевыборы атаманов и судей.
На работу судов станиц большого влияния эти нововведения не оказали, так как в них заседали авторитетные старики, пользующие уважением населения и поддерживающие казачьи традиции.
Интересно отметить факт, что в некоторых апелляционных жалобах второй половины 1917 года недовольные решениями судов, в качестве аргументов начинают приводить доводы о притеснении иногородних. Так крестьянка Дарья П-ва в жалобе на решение Нижегородского станичного суда, состоявшегося 1 августа 1917 года, пишет, поскольку «ответчица казачка..., что уже давало суду право применить высшую меру наказания» (просимые ею 25 рублей) [4 c. 97]. Гражданин ст. Хадыженской Илья Б-ко на решение Хадыженского станичного суда 29 октября 1917 г. указывает, что тот был вынесен неправильно, так как «вообще казачий слой относится враждебно к иногородним» [3 c. 40].
Станичные и почетные суды продолжали осуществлять свою деятельность в Майкопском отделе до прихода советской власти в феврале 1918 года. После восстановления казачьего правления в августе 1918 года одними из первых распоряжений атамана Майкопского отдела были 14.08.1917 г. об упразднении большевистской судебной власти [12 c. 15] и 10.08.1917 г. об избрании станичных и почетных судей [12 c.31]. Работа судов продолжалась до прихода красной армии в марте 1920 года. В Майкопском отделе широко развернулось бело-зеленое сопротивление, в ответ на которое были применены карательные меры. И многие старики-судьи разделили судьбу своих более молодых одностаничников, так как подлежали в первую очередь «изъятию как влиятельные старики», являясь ревностными хранителями казачьих традиции и олицетворяя собой честь и совесть кубанского казачества.
Список почетных судей Майкопского отдела конца 1916 – 1917 годов:
Нижегородско-Безводно-Дагестанско-Курджипский почетный суд: Провоторов Петр, Иван Яровой, Ипатий Рыжий, Петр Шрамов, Михаил Матвиенко, Иван Сухаревский, Федор Фурса.
Самурско-Ширванско-Апшеронско-Нефтяный почетный суд: Сакунов Антон, Личман Савелий, Константин Уханев, А. Голубенко, Л.Лозицкий, Д.Кравченко.
Черниговско-Пшехско-Бедуховско-Князе-Михайловский: Макар Пащенко, Емельян Рыбалка, Федор Лопатин, Никифор Вошев, Даниил Барсук, Даниил Богомаз, Макар Гунько, Макар Куценко, Епифан Черных, Павел Кияшко, Клим Пархоменко, Павел Кочерга, Л. Любченко, Г. Богомолов.
Список станичных судей Майкопского отдела конца 1916 – 1917 годов:
Ст. Апшеронская: Феодул Дебда, Николай Глущенко, Георгий Чепурин, Тимофей Погиба, Федор Громов, Антон Белашов, Григорий Гордиенко, Карп Шевченко, Даниил Соснов, Павел Жаковский, Семен Селезнев, Емельян Самовик.
Ст. Бжедуховская: Федор Медведев, Тарас Конох, Дмитрий Савина, Яков Чичитка, А. Шуляцкий, Петр Савина.
Ст. Дагестанская: Филимон Евдокименко, Василий Пизюков и Ефрем Жигалко, Сафрон ?Могильский, Евсей Давыденко, Дмитрий Седов.
Ст. Кубанская: Филипп Левин, Федот Дейнега, Ананий (Аникей) Донсков.
Ст. Курджипская: Алексей Латышов, Никита Падалка, Калистрат Корсун, Федор Кириченко, Иван Рыжкин и Гаврила Крикуненко (Гавриил Крикунов), Петр Литвинов, Трофим Милаев, Яков Ревва, Иван Дорошин.
Ст. Нижегородская: Григорий Выдра, Стефан Гостев, Дмитрий Харченко, Иван Федорченко, Михаил Малушко, Василий Лукьянец.
Ст. Пшехская: Степан Дейкин, Петр Никонов, Григорий Медведев, Яков Булгаков, Петр Пучко, Харитон Бесмелец (Безмелицин), Феоктист Гриценко, Леон Бредихин.
Ст. Тверская: Антон Волненко, Мартын Павленко, Андрей Алейников.
Ст. Хадыженская: Тит Никуленко, Никита Коптев.
Ст.Черниговская: Яков Задорожный, судьи Дмитрий Василенко, Евсей Берлин.
Источники:
Положение об общественном управлении станиц казачьих войск, СПб, 1891 г.
